День рождения Кирриллы Петровича, или Спокойно, Маша, я Дубровская! - Страница 14

...всё врут календари... · 21.09.2009, 19:35

D качестве компенсации за медлительность выкладываю сказание целиком.

Пролог:

...всё врут календари... · 21.09.2009, 19:35

Недлинная повесть-пьеса.

Кирилла Петрович -

Маша -

Дубровская -

Юра Шатунов, медведь - KALENDAR.RU

Дуб -

Дупло Дуба - квартира -а

Птицы -

Стряпчий -

Псарь -

Счастливый конец -

Поисковый робот Google -

Приблудившийся Цыган -

... Что ж, извольте, я расскажу вам о медах всё!...
- сказал Кирилла Петрович, вальяжно развалясь в летнем плетёном кресле-качалке, стоящем в окружении такого же дачного вида утвари: дышащего жаром углей мангала, кутерьмы качелей и беседок хитрой старинной вязи, за которой и хотел бы, а не увидишь, кто внутри вечеряет.

Кирилла Петрович, помещик строгой репутации и известного нрава, собрал в этот вечер гостей, желая просветить их в науке, кою сам превзошёл с избытком - науке о тайнах смешения медов.

Ожидая своего часа, в ногах у Кириллы Петровича сидел на корточках одетый в жилетку и лапти медведь, самозабвенно, со чавканием грызущий с головы брошенную кем-то воблу.

Справедливости для, надобно сказать, что чистая публика, собравшаяся в тот день у Кириллы Петровича в саду, не особенно вслушивалась в его учёные речи.

Каждый из приехавших уже успел отпробовать медов из нескончаемых подвалов хозяина… уже были отпечатаны и восхвалены Glayva, Honey punch и Tauca, на подносах у челяди воспаляла аппетит прозрачная, как слеза единорога, анисовая с собственного ледника, а на деджистив были обещаны Fernet Branca, Irish Mist и Drambuie (последний особенно ценился присутствующими дамами за изумительную особенность придавать прищуру глаз воспаляющий разум блеск).

Один из гостей, хорошо известный обществу как Поисковый робот Google, без лишнего стеснения опробовавший уже всё предложенное хозяином, да добавивший для закрепления вкуса пару-тройку крепких глотков из принесённой с собой фляжки, и вовсе заявил довольно громко, что теперь-де вольно Кирилле Петровичу важничать да говорить пустое, пока обед стынет... ( )

Заметив сие, и будучи человеком образованным и глубоко учтивым, зачинатель le réveillon счёл уместным не настаивать немедленно на продолжении лекции, а обратил внимание гостей на дочь свою.

Маша, так кстати вышедшая из беседки, нежно держалась за руки со своею maîtresse, известною в обществе как mademoiselle Дубровская. И, надо сказать, составляли они чудную пару.
Присутствующие разом обернулись, с интересом разглядывая барышень.

- …Эх, - молвил Кирилла Петрович, любуясь наследницей прилюдно, – экая вымахала в саженный рост!...
А ведь совсем недавно была мне по пуп… время-то как идёт!... бывало, расшалится с лопаткою, крикну ей строго:
- « Ша, Маня!...» - она и покраснеет, описается..., а то краской циановой любила себя мазать поверху, и в корыте банном не отмоешь…

- Ах,… что Вы, тятенько, право… - краснея, будто в подтверждение отеческих слов, глубоким шёпотом произнесла Маша, - мне после Ваших окриков по сию пору шаманы ночами снятся, да всё расписные да бритые почему-то…

- Ah, аh, bébé charmant… - зашелестела публика.

Дубровская меж тем, нахмурившись, обратила внимание своё на медведя. Медведь, будто зная что, оставил воблью голову и подвинулся за спину Кирилле Петровичу.

Кирилла Петрович погладил медведя по башке и дал ему морковку. Медведь благодарно заурчал, продолжая опасливо коситься на Дубровскую.

- …Вот ведь – безмозглое создание, - сказал Кирилла Петрович, - видом страшное, двух слов связать не может, а тоже похвалы ждёт… Дашь, бывалоче, лакомство или, допустим, денюжку поблестючей – радуется, прыгает на кривых лапках… . У пупочка прижмёт подарочек – и прячет от взгляда чужого , сам себе тетешкает. Или за щеку засунет, дуралей, и посмотреть вынимает, когда думает, что не видит никто…
Вообще, у нас один Псарь его понимает… Псарь мастер сказки завирать, как зачнёт – медведь лапу в рот, и ну сосать, слушает, чмокает, глядишь – и сморило его, захрапел…

- А скажи мне, батюшко, когда ж Псаря в виду нет – что сосёт сиротинушко?...- заинтересованно воскликнул один из гостей, хлебосольный и радушный помещик Дуб, коего все любили за малый рост, тщедушное сложение и быстрый ум, так не вязавшиеся с его родовой фамилией.

- А разное сосёт,- рассеяно ответил Кирилла Петрович, думая уж о своём, - Ты, Дуб, к зверю близко-тко не подходь, задерёт ненароком ещё…Иногда смотришь на тушу его здоровенную – ну, чисто дитё, шило в заднице. Ладно, хлеб отработает, для дела завёл я его, какого – позже всех оповещу…

На этих словах хозяин вновь повернулся к дочери и её спутнице.

- Вот,- почти торжественно возгласил он, - милостивые судари и сударыни, позвольте представить вам учёную часть нашего дома. Дочь мою, попрыгунью, вы и так знаете с младых пяток, а ныне с воспитательницей её я хочу вас сейчас познакомить… нуте-с, госпожа Дубровская, соизвольте подойти… да оставьте Вы уже Машенькину ладонь, не убежит она от Вас!

Успокаивающе кивнув Маше, которая заметно волновалась, Дубровская сделала несколько решительных шагов в сторону кресла Кириллы Петровича.
Медведь, не найдя возможности отодвинуться далее, нежели ему это уже удалось прежде, в отчаянии закрыл лапами глаза и замер.

- Господа,- продолжил меж тем Кирилла Петрович, - я – счастливый наниматель этой дамы. Как известно вам, сам я в науках не превзошёл, люблю лишь раскрашивать и править цветом нарисованные другими картинки, по-умному сказать – корректирую цвет… хе-хе, мда. А вот мамзель Дубровская – напротив…

Кирилла Петрович даже привстал было, чтобы удобнее размахивать руками в жестикуляциях, однако продолжить ему не дали.
От ворот усадьбы вдруг раздалось зычное:

- Пожар! Пожар! Где-то горит! Рятуйте, люди добрые, бегу тушить…! ой, ловите меня четверо!..- громко и членораздельно голосил здоровенный детина, обёрнутый, вопреки летней жаре, в восточный малахай.

Несмотря на то, что не переставал орать, шёл богатырь размеренными шагами, ни на пядь не увеличивая размах похожих на воротные столбы ножищ, пока не подошёл к хозяину поместья и его гостям.

- Ты кто таков? – взревел Кирилла Петрович, - и почему попустительствуешь себе в моём доме горлопанить?...

- Не изволь гневаться, вашество, Брандмейстер я, по пожарному делу – кротко пробасил новоявленный собеседник.

- И где пожар? – оглянулся вкруг себя помещик, а вслед за ним и все гости.

- А нету пожара, упаси господь, разве, ежели б был пожар – я б здесь стоял так покойно? – с резоном отвествтвовал пришедший.

- Так что ты орал? Чего тебе надобно? – возмутился Кирилла Петрович.

- Так как являюсь я Брандмейстером, то пришёл ко Вашему благородию на работу устраиваться! Посему и орал, как будто бы уже служу, дабы вашество знало, значить, как оно будет, ежели что! – доложил Брандмейстер по форме… - я ведь не первой раз к Вам хожу, ажно третий … помните – кузнецом был, по металлбиндевому делу… а ещё, лабаз хотел открыть, сельпом назвать… неужто запамятовали, как не взяли Вы меня, Псарь взашей толкал и костерил изрядно?...

- И что ж, ежели возьму я тебя – ты вот так и будешь кажну ночь орать, девок моих пугать?- успокоившись несколько, спросил Кирилла Петрович.

- Нет, батюшко милостивый государь мой, не буду – заулыбался в аршинную харю детина, - как я есть хороший Брандмейстер – я спать буду, крепко. Ты токмо, милостивец, оклад мне какой ни есть положи да выдавай вовремя, и ни о чём не беспокойся – не увидишь меня, не услышишь, а пожар случится, да погорит чо – дык на то божья воля, ему супротивличать нельзя… Но по моему разумению – не дОлжно, коли Брандмейстер есть, да сытый, да нос в табаке!...

- Иди пока, я подумаю. Да не ори там, никшни! – прикрикнул барин и вновь пригласил гостей ко вниманию.

- Господа! – продолжил он речь, прерванную было неожиданным приходом визитёра,- как известно вам, у меня сегодня именины. Да и не только у меня, но и некоего сообщества, кое я содержу и направляю!... Название сего сообщества я донести вам не смогу, ибо пишется оно на арамейском языке (в доказание слов своих Кирилла Петрович продемонстрировал собравшимся стряпчую бумагу, на которой действительно было написано странное для русского взгляда название XPRS), а как произносится – и пытаться не буду, с нами дамы, да и мы не извозчики.

- И вот подумал я, - продолжил воодушевлённо оратор, - а не пора ль мне закрепить итог жизни, не сделать ли себе такой подарок к стольким праздникам?...

Далее он размышлял вслух, а гости внимали, прислушиваясь не шелохнувшись.

- Дом у меня, как вы знаете – чаша полная, казначейских билетов не считаю, выезд – наилучший в наших местах… правда, скотина урядник запретил мне полгода им пользоваться – на встречное поле, вишь ты, заехал я, не спросясь его.. а пропойца мировой судья подмахнул его писульку, не глядя, и не внемля мне… да ладно, отольётся им, да и нет худа без добра – отдохнут лошадиные силушки, подковы им поменяют, бока надрают до блеска…

- Так что с недавних пор я занимаюсь только отрадой мыслей моих, Машенькой...- с видимым удовольствием продолжил Кирилла Петрович, - Для развития её я и выписал ей наперсницу и учительницу – мадемуазель Дубровскую… она наукам горазда - и рисует, и пишет, и политесу разговорному обучена, Машенька в ней души не чает, сам не раз видел, как расходятся они после занятий под утро утомлённые, но довольные…

- И вот настал момент…- голос Кириллы Петровича стал торжественным и звенящим, тишина в паузах его речи не прерывалась даже запойными в этих местах комарами, так что гостям не было нужды от них отмахиваться…, - настал момент, когда я рад объявить: я решил выдать дочь мою замуж!

Присутствующие радостно ахнули, дамы быстрословно зашушукались, считая варианты.
В поднявшемся шёпоте и переглядывании никто не обратил внимания, как побледнела и закусила губу Дубровская.

- Кто же он? ...откройтесь!... – раздались возгласы.

- Достойный дворянин, служивый в прошлом человек, хорошо вам известный – наш ветеринар (все помнят, как он ловко периодически лечит медведя?...), господин Счастливый Конец!
Ведомо мне, Машенька ему давно нравится, знаю: и он ей придётся по душе, а особливо – фамилие его, как сойдутся поближе.
Так что, господа, обьявляю помолвку!

Откуда-то сбоку появился и встал рядом с Машенькой Счастливый Конец, отслонив от неё будто окаменевшую учительницу.

Но его превосхожительство Счасливый Конец не успел и слова вымолвить, как вперёд гостей выступил помещик Дуб.
Неожиданно сильным и пронизительным голосом он запел в честь обьявленной помолвки старинную Прощальную Девичью, освобождаясь от нахлынувших на душу его чувств и жалея уходящую девичью долю Машеньки.

Выставив вперёд правую ногу и подняв голову, трогательный в своей искренности Дуб выводил напев так, что все замерли... и, забыв про разницу сословий, внимательно стали прислушиваться к руладам древней печали...

Ой, да на лугу далёком пегая корова,
Ой, да на душе моей беда...
Тятя!... Молодуха я, к мужу не готова,
Из дому Вы гоните куда?...

Дуб пел - и плакал, не замечая слёз и не пряча их. Он пел так, будто это его, а не Машеньку отдают вечор Счастливому Концу на вечное владение ... и все как-то сразу поняли - сам Дуб скорее утопился бы, нежели стал жить со Счастливым Концом женой его.

Даже Кирилла Петрович смутился и замешкался, а где-то близ людской в голос зарыдала прислуга.
Завыл медведь.

...Откуда-то сбоку появился и встал рядом с Машенькой Счастливый Конец, отслонив от неё будто окаменевшую учительницу...

- Экай прыткий… - недобродушно пробурчал невесть откуда взявшийся тут Псарь, - вишь ты, с пятки на носок, девку видит – сразу скок… охолони-тко, паря. Она пока шта отцова дщерь, а не мужнина жена, ты свой таз отпяль подальше-та, отпяль, ну.

Счастливый Конец не то чтобы уж очень радостно, однако убрал правую руку из-за спины Машеньки за спину себе, не мешкая.
Нельзя сказать, что Дубровская тут же успокоилась, но красивый, похожий на игрушечный пистолет ото лба Счастливого Конца убрала куда-то в складки воздушных одежд.

- Так и лучше, - одобрительно заметил Псарь, - барышню обаять – не медведя врачевать, тут политес нужен.

Заслышав, что речь идёт о нём, медведь оживился и заплясал на корточках, как делал всегда, когда речь заходила о нём.
Заулыбавшись новенькими зубами, лоснящийся от каждодневного пережора и перепития косолапый смотрелося умильно и немного плюшево.

- Ишь ты, заскалилсо, заулыбалсо, тролль бесхвостый…- обзывая по-заморскому кикиморой и отвлекаясь от дел сватовских, хмыкнул Кирилла Петрович, - Псаря увидал, сказку ждёт…
- А как звал я его недавно, и носом не повёл, перед гостями опозорил, я уж и сам хотел к нему подойти... а он, стервец, ну бежать на кривых лапах своих, будто дело у него срочное образовалось вдали от людских глаз...- осуждающе, будто на плаху, молвил Кирилла Петрович.

- И образовалось, знамо дело, - сухо защитил питомца Псарь, - известно, как это у медведей бывают, когда болезнь. Ты бы барин, нос зажал да по следам бы и нашёл, недалеко было.

- А вот прикажу сей же час кому-нить, да хоть вот Дубровской, его стрельнуть, чтобы не шалил со мной впредь, позорник!...- думая вслух, сказал гостям барин, - вот ещё по два мёда выпьем – и устроим забаву, а?...

Дворня толпой унесла кулём опавшего медведя, и внимание публики переключилась было на Машеньку, рдеющую, щеками на бледном лице от приключающегося здесь и сейчас, будто свёкла в сметане. Но, видно, боженька сегодня девушку жалел, и новое событие направило внимание собравшихся в ином направлении.

За воротами усадьбы зазвенели вдруг колокольцы, и в распахнутые быстро ворота влетела двуколка, запряжённая парой гнедых.
Сидевшие в ней новые гости изрядно были уже навеселе, отчего говорили витиевато и с выражениями, пристойными более для конюшни, нежели к применению в обществе… впрочем, присутствующие пиитов сих знали давно, и к особенностям их манер успели привыкнуть.

Были то: записной гуляка, бесшабашный волокита и бретёр Антон Корнухович Спицын (…публика, надо сказать, с момента знакомства с г-ном Спицыным, была изрядно озадачена его мудрёным отчеством и долго бурлила кривотолками…), а в друзьях с ним – известный свету крючкотвор Стряпчий, по случайному совпадению с фамилией своею действительно служивший стряпчим, он и управлял гнедыми, не доверив вожжаться с ними более нетрезвому товарищу.

В тот момент, когда повозка влетела во двор, и конские морды, пенные, как бокал крушовицкого, замерли в метре от гостей, в закрываемые уж челядью створки боком, тихой сапой, появился во двор Приблудный Цыган с гармоникой за спиной, сам себе по обыкновению бьющий на ходу в бубен.

- Почему крик? – обратился к гостям Спицын, - уж не случилось ли чего с Россией-матушкой?...

- Да с ней каждый день что-нибудь случается, - отвечал ему на это Кирилла Петрович,- что ж нам теперь, обораться, что ли…

И продолжал:
- Машка моя венчаться вздумала, вот и шумит народ, от радости… да ещё медведь обморочный всех насмешил… Да вона, кстати, его обратно несут – откачали небось, в колодец-то окунув многократно... Вы слезайте-ка, гостюшки, вы-то оба-два мне как раз и потребны, работа вам есть, бесстыжие рожи… . Есть нужда бумаги кой-какие составить, да правильно, да побыстрей.

- Это мы враз, - сказал Стряпчий, чуя наживу за безделье,- это мы с Корнуховичем любим и уважаем!

- О-мля, да у вас здесь цветник, - протянул Спицын с прононсом, тоном небезызвестного поручика Ржевскага, описанного недавно столичным сочинителем Пушкиным в образе дона Хуана, - есть за что подержаться!...

С этими словами он попытался ущипнуть хоть за где-нибудь худую, как щепка, Дубровскую, оказавшуюся к нему ближе всех, на что та холодно и одобрительно улыбнулась.

- Не до вольностей сейчас,- сухо сказал Кирилла Петрович,- венчание готовить надо, да заодно и свадебку. Сей час поздно уже, переспим, чем бог послал, да с утречка и начнём хлопоты.

Все согласно закивали и стали расходиться, сговариваясь, кто где с кем спит. В суматохе этой никто и не обратил внимания, как пристально следит медведь за Приблудным Цыганом, пытающимся казаться не собой.

Быстро наступившая ночь угомонила шумы, но не шёпоты…
Разделившиеся по интересу обитатели усадьбы большинством своим не спали, давая волю словам и желаниям, которые не смогли или не захотели проявить, покуда было людно.

Любопытный слушатель, буде имел бы он возможность переходить от одного приоткрытого окошка к другому, многое мог бы для себя уразуметь.
Так, остановившись на минутку у распахнутых доверчиво ставен, мог бы он услышать, например, отрывок такого разговора:

- … ах, Машенька, душа моя!...- сказал первый голос, - видит бог, твой papa убил меня сегодня своим неуместным юмором про свадьбу и Конца! Ну, представь, ты - и Конец!... я в страшном сне не могу представить это... Конец помеха нам, разве не так?...как можно?... нам и без него было так хорошо,

-… Боюсь, он не шутил…- отвечал ему другой, не менее нежный в интонировании голосок, - Вот уж сколько времени, заметив моё расположение к тебе, он говорит мне: «Сколько не вейся, а Концу быть!»… в последний раз я уж, не стерпев, надерзила ему, что хочу быть отдана другой, и быть век ей верной, но куда там! Он рассвирепел, упрекнул меня, что веду себя глупее медведя, что, по его мнению - уж дальше некуда... Обозвал меня звездой и пригрозил, что, если не одумаюсь - волею своею выдаст тебя за Спицына… мол, зрелище пары таковой, стоящей у венца, изрядно его позабавит… И ещё он спрашивал меня, зачем хожу я на вечерние уроки в кожаных скаковых лосинах, с плётками и в ботфортах… а я, смешавшись, не посмела ответить ему правдою… ох, уж не подозревает ли он нас в манкировании занятиями французским?...

- О нет, Машенька, - раздался грустный ответ, - твой papa может быть спокоен!... я обещалась ему научить тебя знатно уметь по-французски, и слово своё держу. Но если завтра же с утра он не передумает о венчании, клянусь чувством к тебе – я застрелю его медведя, стану bandit d'honneur и уйду в бунтовщики хуже Пугачёва!

- По секрету скажу тебе, что папенька и сам хотел вскоре обьявить гон на медведя, говорил – Сезон начинается, мол, самое время… тут ещё медведь так кстати выходной ему испортил сюртук ...
Псарю велено готовиться.... тот вроде как стал говорить, что по святцам ещё рано, но папенька отмахнулся – мол, не переживай, всё врут календари… А животный и не думает ни о чём, знай себе ликёры кушает ежевечерне, да бормочет пьяное…

- Довольно о медведе, иди сюда, я преподам тебе урок!... ведь я учительница, и обязана быть строга с тобой, не так ли? – на словах этих из окошка раздалися смешки, и членораздельная речь сменилась звуками обучения.

Любопытствующий слушатель покачал головой и отошёл к следующему окну, удивляясь тому, как это может учительша быть на «ты» с дочкой барина.

И уж, наверное, существуй такой любопытный слушатель в реальности - он бы не остановился на достигнутом , а отправился бы далее...
Как говорилось уже, по случаю последних летних вечеров, предваряющих теплотою своею прозрачную холодность осени, окна все были в ту или иную широту раскрыты, а молчать в тот вечер никто не желал.

В следующей комнате говорили, естественно, о событиях сегодняшних, как несложно догадаться - о Машеньке, Дубровской и случившемся une histoire d'amour.

- ...Да давно это у них, - с пылом открыл потаённое Спицын, крутя слегка нервно в пальцах диковинный в этих местах i-пердюмонокль.

- Ещё до того, как барин поведал Машеньке, что на свете есть Счастливый Конец, который ей наречён, да и того, как официально познакомил её с Дубровской, барышня и учительница благоволили друг другу, - продолжал Спицын, - известное дело, Дубровская была поопытней, а Маша ею и новыми ощущениями очарована... Вот и наладились у них периодические дружеские сношения чрез Дупло Дуба.

Присутствующие понятливо кивнули.
Дупло Дуба, гостеприимная усадьба всеми любимого помещика, было хорошо известно как место, приятное во всех отношениях.
Оно было таким огромным и привольно раскинувшимся, что затеряться в нём для tet-a-tet было делом несложным не то что двум хрупким созданиям, но и остальным ста тридцати, а когда и ста шестидесятипяти гостям, которых Дуб с радушием обычно у себя принимал.
Бывать там настолько вошло в привычку, что в обществе стало хорошим тоном приговаривать: - " ...да пошёл б ты в Дупло!", желая сделать ближнему приятное и пожелать хорошего времяпрепровождения.

- Что же получается, господа!...- вспылил горячий Спицын, имевший свои виды и на Машеньку, и на Дубровскую... да и вообще все здесь ему нравились, не исключая Счастливого Конца и медведя... - Что же получается!... Нас - на бабу променяли?!

- Не вы первые, не вы последние, - неожиданно подал голос молчавший до того в тени Приблудный Цыган, - об этом уж давно и песня сложена.

- Споёшь? - хмуро спросил Псарь

- Извольте... раз обчество просит... - не выходя, по обыкновению своему на свет, неожиданно легко согласился Цыган.
Приосанившись, он продекламировал:

- Музыка народная, слова Д. Садовникова!...

и запел , аккомпанируя, согласно обычаю народа своего, сам себе в бубен и на скрипочке... Нотами попротивней, чтобы наверняка досадить медведю.

Медведь досадливо поморщился и чихнул, распустив вокруг себя такое облако пыли, как будто выбили впервые за много лет дедушкин пуфик.

Насладившись светской беседой, где никто из присуствующих не чинился, и все считали за обычное дело вечерять в одной компании с поющим Цыганом и медведем, чихающим от избытка пыли в носу, слушатель наш продолжил свой занимательный променад.

И замер в благоговении, ибо из следующей комнаты приглушёнными голосами раздавалось молитвенное бдения - там Кирилла Петрович и призванный им для такого случая Стряпчий говорили со Всевышним..
Очевидно, сама молитва ими была уже окончена, так как сейчас перешли они к обсуждению дел.

- Что за комиссия, Создатель? - грустно, но возмущённо вопрошал Кирилла Петрович, - быть взрослой дочери отцом?!...

Было очевидно, что названная перед этим комиссия его явно не устроила.

Стряпчий при этом показывал заранее подготовленные им бумаги, которые недвусмысленно подтверждали доводы о том, что существующая компенсация за столь хлопотное дело никак не может устроить привыкшего к точности исполнения обязательств Кириллу Петровича.
Какое встречное предложение высказал Всевышний, слушатель знать уже не смог, ибо за разговорами начало светать, и от греха он поспешил ретироваться восвояси.

А раз никто не видел, откуда он появился, то и мешать ему вернуться туда же никто не стал.

Начинало светать, вот-вот должны были уже запеть Птицы.
Обитатели усадьбы, глаз не сомкнувшие в эту ночь, ждали рассвета, а точнее - начала дня, который даст развязку забавного приключения, свидетелями которого им выпало стать.
Присмиревшие от гостевого гомона и суеты зайцы, оленёнки, грибы и лягушатки, во множестве водившиеся в тенистых угодьях Кириллы Петровича, тоже с нетерпением ждали пения Птиц и неизбежного вслед за этим рассвета... гости, с их многоголосьем, шелестеньем платьем и шампанскими выстрелами, не давали живности спокойно обитать, да и хозяин уделял пришлым гораздо более внимания, и это было возмутительно и печально.
Никто не спал, ожидание было оправданным и сладким, ведь каждою секундою оно приближало к развязке.

Птицы же, зная свой урок возвещения о рождении дня, закончили к тому времени поправлять и без того аккуратные гнёздышки, пересчитывать пёрышки родившихся птенцов и скорлупные домики пока неродившихся.
Конечно же, сверху они явственно видели ожидание и нетерпение, им тоже хотелось быстрее возвестить новый день, увидеть открытые клювала родившихся птенцов и услышать осторожные постукивания неродившихся. Но у Птиц был свой распорядитель, и он должен был дать им знак.
И они дождались. Мелодия ночи едва ощутимо, почти неслышно разбавилась ноткой первого показавшегося за горизонтом прозрачного светлого лучика, а Птицы уж мигом подхватили эту нотку, и чистыми переливами подарили всем ждущим.

- О, Птицы!, - воскликнул, выглядывая из открытого настежь утренней прохладе окна помещик Дуб, рядом с домом которого Птицы всегда селились особенно охотно, - здравствуйте, Птицы! Доброе утро!

По умолчанию все собирались у беседки, оговорённого особенно времени не было, оттого выходили кто как мог.

Вначале вышел хозяин. Кирилла Петрович вышагивал бодро и размашисто, по устоявшейся привычности считая шаги, удары сердца, появившиеся за ночь грибы, Птиц на ветках и количество зёрен риса, кои предстоит выделить сегодня на утренний плов.
За ним семенил изрядно истомлённый ночным бдением Стряпчий. В длинных чёрных одеждах, с горящими глазами на бледном лице и азартными кудрями был бы он похож на причетника, когда б вместо четок не были у него в руках счёты. Коими он досадливо помахивал, говоря разное, не приспособленное для женских ушек. Видать, ночью в переговорах бухгалтерия не осилила Дух Святой, и теперь Стряпчий досадливо переживал.
Следующим показался медведь. Увидев Кириллу Петровича, он радостно поскакал за ним на кривых лапках, свалив на сторону язык и потешно болтая куцым хвостом... ну, чисто ручная собачонка китайской хохлатой породы.
Кирилла Петрович посмотрел на вечно голодного питомца и хмыкнул, вспоминая.
Впервые они свиделись с медведем, когда барин, поддавшись на уговоры Поискового робота Google, отправился в лес, и случайно натолкнулся на запрятанную в тьмутаракани берлогу медведя. Познакомились, принюхались, потом медведь пришёл к Кирилле Петровичу раз, другой... каждый раз уходил он от барина в таком непотребном виде, накушавшись медов, что и отпускать его было страшно. Вот однажды и прижился навсегда.

А когда пришло время давать медведю имя, вспомнили, что как-то пытался после медов косолапый петь, и какой ужас это вызвало в тонких натурах Кириллы Петровича и жены его, Катерины. Поэтому единогласно медведь-шатун был назван Юрой Шатуновым, по прямой ассоциации.

По чести говоря, Кирилла Петрович неоднократно пытался сбыть мохнатую оторопь обратно, но Поисковый робот Google, прошастав по лесу несколько дён, берлогу не нашёл, отчего сказал, что, мол, её и не было вовсе никогда.

Потихоньку, не спеша, к финальной сцене подтягивались наспех умытые и не примявшие сном одежд своих обитатели гостеприимного поместья.

Вот уже и вышли все. Каждый, не подавая виду, ожидал чего-то такого, что можно будет потом рассказать в обществе как происшествие, свидетелем которого удалось быть. Но виду не показывали, лишь искоса посматривая на Машеньку и папеньку её, равно как и на Дубровскую и Счастливого Конца.

Дубровская, надо сказать, повела себя весьма решительно. Едва появивишись и, видимо, что-то решив для себя самой за ночь, она тут же подошла к медведю и положила ему в рот дуло пистолета. При этом проказница вопросительно глядела на Кириллу Петровича, будто назначая его виновником бед как своих, так и медведя.
Медведь, которому дыхание и так после вчерашнего давалось с трудом, ствол во рту воспринял с искренним недоумением, но сказать, по известной причине, ничего не мог. Да и не умел. Лишь смотрел умоляюще на Кириллу Петровича и, по обыкновению своему, мычал несуразное.

Тишина наступила всеобщая, лишь ойкнули Птицы, пряча родившихся и неродившихся птенцов своих под крыло, И верно, хоть и была Дубровская отличным стрелком, но иногда и незаряженный детский пистоль палит, куда ему вздумается.

В тишине этой раздался лишь сдавленный стон Приблудного Цыгана:

- Шкуру испортишь! - с этими словами Цыган умоляюще протянул руки то ли к Дубровской, то ли к шкуре неубитого ещё медведя... видать, были у него какие-то свои планы, и он переживал.

Сжалившись, Дубровская вытянула глубоко засевшее дуло изо рта медведя, и вставила ему в ухо. Медведь вздохнул, и вздох этот эхом повторили все присутствующие.

- Папенька! Не доводите до греха! - вскричала Машенька, - Вы же видите - всё против Вашего плана! Я ещё молода, чтобы жить с Концом, позвольте нам с госпожой Дубровской продолжить обучение, ведь я не превзошла ещё всех надобных наук!

Кирилла Петрович оглянулся на присутствующих. Счастливый Конец уже не выглядел таким счастливым, Спицын от избытка чувств забросил вертеть свой i-пердюмонокль и бросился зачем-то колоть дрова, а вокруг Дуба, прижавшись к его ногам, собрались все имеющиеся в наличие на подворье собаки, и он их, как мог. защищал.

Не зная, на ком сорвать эмоции, Кирилла Петрович прикрикнул на Псаря:

- Что молчишь? Что паузу взял? Как будет всё дальше?

- Word's don't come easy to me, барин, - смиренно отвечал на это Псарь, - но я бы на твоём месте девкам не перечил, не видишь сам разве - вожжами уже поздно, а замуж рано.

Кирилла Петрович вздохнул, утёр лицо заботливо поданным Дубом платком и произнёс:

- Живите, кто как хочет...

И, переждав положенное время, пока стихнут радостные крики и приветствия,... когда Маша кинулась на шею Дубровской, Спицын - Стряпчему, а медведь хотел Псарю, но осёкся... Кирилла Петрович заключил:

- Осень - она ведь та же весна, только зрелая.

Конец Повести.

Page Up · 21.09.2009, 20:12

Вышел из партера с криком БРАВО! и АВТОРА, АВТОРА на сцену!

...всё врут календари... · 21.09.2009, 20:24

Блин... представляете... в повести - ровно 30 000 знаков, ровно столько, сколько форум позволяет ввести в один пост... попробовал добавить в действующие лица Спицына и Брандмейстера - не влезло!...

Исправляюся:

Брандмейстер -

Спицын -